Событие вовсе никем не замеченное в России, не попавшее в сводки новостей даже куцей информационной строкой – открытие музея писателя И. М. Шевцова – имеет то залоговое значение, что книги Ивана Михайловича с большей вероятностью не подвергнутся забвению, а это значимо тем, что если не хотим потерять ни русского народа, ни его отеческой земли – России, то книги Ивана Михайловича Шевцова непременно надо переиздавать, пропагандировать и перечитывать, как и «Бесов» Достоевского, равно замалчиваемых и не поминаемых. Ведь мы имеем дело с писателем-прозорливцем, и в классическом распределении литераторов на бытописателей, философов и пророков несомненно относим И. М. Шевцова к последним. Он сумел в своих романах «Тля», «Любовь и ненависть», «Остров дьявола» за полвека предвидеть нынешние трагичные дни России, раскрыл первопричины наших бедствий и романами-набатами предупредил страну о том.
Если бы Россия услышала тогда Ивана Михайловича, прислушалась к нему, если бы его романы разошлись по стране миллионными тиражами, как книги привеченных властью авторов, а критики и литературное начальство не травили бы его, не гнали его, не замалчивали его, не мешали ему занять ему принадлежащее, по таланту и мужеству, место в литературе, возможно, и не было бы нынешней трагедии России. Точь-в-точь как прислушайся Россия к гласу Достоевского в «Бесах», и смогла бы выработать иммунитет против сил зла Верховенских. Подобно Достоевскому Иван Михайлович Шевцов видел, как никто более из здравствующих тогда писателей, приближение духовной катастрофы России; как и Достоевский, он верил, что грядущую трагедию русского народа удастся отвести набатным словом и подавить тлю, что высасывает животворящий сок из национальных нравственных ценностей русского народа, что высеивает бациллы расчёта и чистогана, развращая русскую душу бесовскими проявлениями циничного эгоизма, теша гордыню и самовозвеличивание «избранных», со «скорбной брезгливостью» относящихся к коренному народу и нагло попирающих его традиционные ценности.
В 1964-ом году Иван Михайлович Шевцов не колокольчиком прозвенел, как привыкла выражать свое отношение к происходящему интеллигенция, а в полный глас набата ударил по всей России романом «Тля», на страницах которого русские художники, - многие из них еще донашивали фронтовые гимнастерки с проталинами от споротых погон, - ведут жесточайшие бои против активно, агрессивно, зло наступающих апологетов Фалька, Штернберга, Марка Шагала, Кандинского, Малевича.., «подлинных художников-новаторов, - как утверждает один из заглавных персонажей романа Осип Давидович, - которые в своем творчестве прокладывают пути для нашего искусства». И он же: «Искусству чужда русская национальная ограниченность… Надо помочь молодым художникам преодолеть национальную ограниченность». Тем, кто готов преодолеть эту русскую «ограниченность», своим, послушным, - всяческая помощь и поддержка: «выдвинем в члены-корреспонденты, дадим заметку в энциклопедии», а с теми, кто сопротивляется, осипы давидовичи не церемонятся, все идет в ход: от запрета выставляться и шельмования в газетных рецензиях до объявления дураком и физической расправы. «Сделают одиозной личностью, экстремистом обзовут, - сетует молодой художник Володя Машков. - Подлинные таланты объявляются бездарностями, а бездарности – подлинными талантами».
Мыслью, тревогой, болью художника Машкова стремится достучаться до нашего сознания автор романа, представления в те годы не имевший ни о программе Аллена Даллеса, ни о планах Бжезинского, нацеленных на развал нашего государства. Но с какой поразительной точностью следуют установкам идеологов крушения Союза в романе выписанные им барселонские, юлины… И хорошо понимают герои Шевцова: если не раздавить сегодня эту тлю, завтра она непременно превратится во все пожирающую саранчу, истребляющую духовную, героическую, нравственную опору народа, его национальные корни, оставляя после себя лишь ложь, лицемерие, подлость, корысть, апатию, безволие, безверие.
«Машков продолжил с неожиданной силой:
- Надо же думать о судьбе народа. Это главное, это превыше всего. Барселонскому-то наплевать на нашу страну – у него родина там, где деньги… Надо бороться, Петр. Мы напомним ревизионистам о советском патриотизме.
- Но Барселонский останется прежним. Он только маску сменит и на словах станет горячим советским патриотом, - усмехнулся Еременко. – Ведь слова для Барселонского – пустые и очень удобные звуки».
Роман «Тля» - о русских художниках, которые мужественно, жертвуя своей творческой карьерой, встали на пути наступавшего западного «авангарда», - «троянского коня» бездуховности, космополитизма, бездарности, пошлости, разврата. «Он заговорил об искусстве, которое бывает очень разным: одно помогает людям жить, согревает душу, бодрит разум, волнует, зовет к новым горизонтам; другое отталкивает, пугает, вносит в мысли сумятицу, подрывает веру в человека и в красоту жизни». Как тут снова не вспомнить программное выступление американского генерала Аллена Даллеса, руководителя политической разведки США в Европе, ставшего впоследствии первым директором ЦРУ. Даллес еще в 1945 году планировал, как эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания русского самосознания. «Посеяв в России хаос, - учил разведку Аллен Даллес, - мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих помощников и союзников в самой России... Из литературы и искусства, например, мы постепенно вытравим их социальную сущность. Отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением, исследованием тех процессов, которые происходят в глубине народных масс. Литература, театры, кино - все будут изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых творцов, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, предательства - словом, всякой безнравственности... Честность и порядочность будут осмеиваться и никому ни станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, - все это мы будем ловко и незаметно культивировать. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище. Найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества».
Ни самому Шевцову, ни его героям неведомы были тогда строго засекреченные документы ЦРУ, но и без тех документов, сердцем, душой чувствовали они надвигающуюся на Россию беду и потрясающе точно говорили об этом. Вот письмо, которое получил художник Еременко от своего коллеги из Барнаула: «Я прошел от Курска до Праги по дорогам войны. Столько перевидал и перечувствовал, что сюжетами на всю жизнь запасся. Вернулся домой, начал работать, а мне в нашем отделении Союза художников говорят: «Военная тема отжила свое время». Я считаю это недомыслием, куриной слепотой или же вредительством. По меньшей мере, это кощунство над светлой памятью наших людей, отдавших свои жизни за свободу и независимость Отечества… Да разве сегодня опасность для нашей Родины отпала? Нет, дорогой Петр Александрович, нас просто хотят обезоружить».
Роман о художниках, но читатели эхом отозвались, что наступление на национальные основы государства ведется и в театре, и в вузах, и в научной среде, - тля разъедает все общество. «Большое русское спасибо автору романа, взявшему на себя труд приподнять завесу над одним из самых злободневных вопросов нашей общественной жизни, - благодарил автора романа М. Попов из Харькова. - Это такое же зло и позор русского народа, как бироновщина в России в середине XVIII века. Причем оно глубже проникло и гораздо шире охватило сферу своего тлетворного влияния. Оно паразитирует, сидит как тля на шее других народов, благодаря своей круговой поруке».
И очень точно ставит диагноз всем осипам давидовичам, всем барселонским, липкиным, малкиным герой Шевцова - молодой художник Володя Машков: «Они боятся героического, боятся искусства, которое воспитывает людей. Хотят идейно нас обезоружить». Как и у Достоевского в «Бесах», в «Тле» Шевцова «мысль-чувство, мысль-боль, мысль-страдание». Как и у Достоевского, здесь «Бог с дьяволом борется, а поле битвы – сердца людей».
Это 1964-ый год! нет, это даже не шестьдесят четвертый. В 1964-ом году роман уже вышел из печати, и опубликован он был не сразу, а со второго захода. Первый заход, когда издательство «Молодая гвардия» и журнал «Нева» приняли роман, а потом вернули, отказавшись печатать, был многими годами раньше. То, что сегодня пожирает, истребляет, изгрызает Россию, писатель Иван Михайлович Шевцов еще полвека назад сумел разглядеть, почувствовать, предвидеть, предугадать, и, кто знает, как точнее назвать то, что отличает истинного писателя-пророка от гладкоперого бытописателя.
В обсадившей живое тело России тле барселонских Иван Михайлович Шевцов увидел угрозу Отечеству, больше полувека назад разглядел в копошащейся, высасывающей национальные соки нечисти будущих хищников-монстров - пожирающих нашу Родину коганов, абрамовичей, фридманов и мощным гласом романа пытался предупредить нас. Как любящая мать чувствует надвигающуюся болезнь ребенка, когда нет еще ни жара, ни слабости, а сердце материнское уже в тревоге, - так и писатель чувствует свой народ.
Те, кто прочитали тогда роман, были благодарны писателю, что он открыл им очи, но сразу же во все инстанции, к писателю тоже, пошли тревожные письма: роман не достать, роман исчез из библиотек, дайте новый тираж!.. Куда там! Захлебываясь слюной, топоча ногами и размахивая кулаками, обрушились на автора пребывающий в расцвете мировой известности, почестях и должностях Илья Эренбург, высшие партийные идеологические чины: член Политбюро Суслов, секретарь ЦК КПСС Поспелов (Фогельсон), один из будущих «прорабов перестройки», заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК А. Н. Яковлев, завсектором пропаганды Владимир Севрук, завсектором литературы Альберт Беляев, русские только по фамилиям, и внимая им, вжимая покаянную голову в плечи, угодливо кинулся подтявкивать им бессменный секретарь Союза писателей Сергей Михалков. Роман затоптали и замолчали. Замотали, подвязали колокольный язык. Действительно, что писатель без тиража своих книг, без поддержки книги в прессе, без читательских конференций, как не колокол без языка.
Принудили замолчать роман, сделали его запретным, изъяли из библиотек и книготоргов, но заставить замолчать Шевцова не получилось. Офицер-пограничник, встретивший войну в июне 1941-го года начальником заставы и все войну провоевавший в разведке, командиром диверсионного отряда, он почувствовал себя снова лицом к лицу с врагом, более коварным, более изощренным, более подлым, чем германский солдат. Следом за «Тлей» Шевцов пишет роман «Любовь и ненависть». Снова роман-предвидение, снова роман-прозрение. Нутром чуял Иван Михайлович, какая страшная напасть движется на Россию – наркомания, «растлевая и убивая все здоровое и прекрасное». Так говорит герой романа, бывший военный моряк капитан-лейтенант, а ныне капитан милиции Андрей Ясенев, благодарный судьбе, что с морских рубежей она неожиданно перебросила его на действительно передовую, настоящую фронтовую передовую, и «если прорвется здесь враг, - жертвы и потери неисчислимы». И мы видим сегодня то, что писатель Шевцов разглядел еще сорок лет назад. Разглядел даже больше, чем видим мы сегодня, показав двуединое жало зла – наркотики у Гольцера изымают вместе с сионистской литературой. И снова не услышала Россия писателя Шевцова. Роман сходу попал в запретные, об авторе в прессе или ничего, или клевета.
Стратеги, разрабатывавшие новую «Барбароссу» - план крушения советской Державы, - предвидели появление таких, как Шевцов, умных и бесстрашных, которые станут догадываться или понимать, что происходит, и в арсенале средств борьбы с Шевцовыми заранее предписали ставить их в беспомощное положение, находить способы оболгать их. Но если Яковлев, Поспелов, Севрук, Беляев запрещали Ивана Шевцова, гнобили писателя, исполняя волю своей этномафии, то свои-то, русские писатели, критики страха ради иудейского становились подручными Даллеса и Бжезинского. Это они своими трусливыми закрытыми рецензиями на долгие годы заперли в писательском столе необходимый России роман Ивана Шевцова «Остров дьявола». Вредительство, равное тому, как если бы кто-то на долгие годы в войну запретил производство «катюш».
Роман «Остров дьявола» написан еще в 80-ые годы, и если бы он вышел тогда же и получил хотя бы часть внимания критики, читателей, - миллионы русских людей по-другому бы приняли Горбачева с его перестройкой. Гайдарам-чубайсам не удалось бы скрываться под маской гениальных экономистов, блестяще образованных младореформаторов. Вот их оценка в романе Ивана Шевцова «Остров дьявола»: «Молодые лидеры – это еще дикари, падкие на удовольствия, а, следовательно, на деньги. У них нет никаких идей, кроме амбиций. Разжигайте их самолюбие и властолюбие…». В 70-ые годы написано! А вот француз Дюкан объясняет Слугареву первопричину всего происходящего в мире: «Враг один, но в сегодняшнем мире он самый главный и самый страшный враг человечества – сионизм, с его триллионами долларов, тоннами золота, платины, алмазов, с дьявольской машиной оболванивания и растления, с изощренными средствами массового уничтожения людей. Это звероподобное чудовище страшнее нацизма, потому что во сто крат старше его, - по страницам истории за ним тянется омерзительная цепь преступлений, и след от нее – это сгусток крови, слез и страданий людских. Это чудовище, объявив себя божеством, сегодня идет напролом к своей цели мирового господства, все сметает на своем пути, втаптывает в грязь общепринятые моральные, юридические и все прочие нормы и законы. Это чудовище ввело в практику государственных институтов цинизм, жестокость, лицемерие и готово пойти на риск термоядерной войны. Я видел его работу не только в Палестине, видел в Америке, видел у себя на родине. Да-да, не удивляйся, Янек, видел во Франции. Как они делают гениев из своих бездарных ничтожеств, отвратительных жаб, каракатиц, физических и нравственных уродов, и как душат, травят, уничтожают подлинные национальные таланты – носителей всего здорового, светлого, народного».
Творчество Ивана Михайловича Шевцова обязывает сказать о том, о чем говорить все избегают, хотя разговор давно назрел – об ответственности писателя. Вот свершилось на наших глазах трагичное, чему мы и свидетели, и соучастники – рухнул великий Советский Союз, но кто осознанно, кто интуитивно, однако все избавляют себя от ответственности за свершившуюся при нас катастрофу. Нежелание признать личную ответственность за крушение советской империи, а признать - значит осознать собственную вину: что сделал не так или чего не сделал вовсе по недомыслию ли, или страха ради, закладывает основу грядущих бедствий. Ведь свершившееся еще не вся беда. Без наших волевых, решительных, спасительных действий будет дальше разваливаться Россия, и нам, русским, реально грозит въежиться в границы Московского княжества. Но даже и в этих границах останемся ли мы русскими?
Уберечь от дальнейшего порушения остатки того, что сохранилось за нами после развала Советского Союза, предотвратить новую катастрофу мы способны только тогда, когда поймем, почему развалился Советский Союз. А действительно - почему? Потому что был развращен, разъеден, разъят национальный русский дух – крепь государства Российского. То, что Россия как историческая реальность есть порождение и создание русского народа, я думаю, с этим спорить не будет ни татарин, ни башкир, ни якут, никто не будет спорить с этим бесспорным фактом. Поработить и расчленить Россию стало возможным только тогда, когда был порабощен и расчленен дух России, когда произошло растление души русского человека, его обезволивание.
Рухнула страна, имевшая прекрасно вооруженную гигантскую армию, современнейшие технологии, - иначе бы мы не первенствовали в космосе и в военной технике, - богатейшие запасы сырья, а самое главное, - беспредельные энергоресурсы.., да чего мы только не имели: и население, и территорию, чтобы процветать и лидировать в мире, а одного не имели – духа, и этот изъян оказался решающим, перевесил все остальное. Вспомните начало Великой Отечественной войны, когда мы, напротив, ничего не имели: ни современных самолетов, ни надежных танков, стрелкового оружия в нужном количестве и того не имели, да еще при этом стремительно теряли заводы, территории с сырьем, но был дух, и это оказалось главным, чтоб наверстать все остальное и победить.
Дух народа – несокрушимая вера в гений, правоту и праведность своего народа, верность доблести и геройству своего народа, его подвигам, его крови и поту, пролитым ради нас, ныне живущих, то есть осознанная благодарность и ответственность перед теми, кто жил до нас, и равная тому ответственность перед грядущими поколениями, которые будут жить после нас, благодаря нашей доблести, нашему геройству, нашим подвигам, нашей крови и нашему поту. Вот чего - воли и чести - не достало нам в девяносто первом году. Не оказалось в России достаточно верных, мужественных, не сломленных духом сынов. Кто виноват? Если бы речь шла о нехватке хлеба и голод был бы первопричиной развала Державы, - тогда бы мы говорили о вине хлеборобов, не сумевших вырастить урожай, о вине машиностроителей, не обеспечивших колхозников техникой, о вине промышленности, не давшей селу в достатке удобрений. Но речь о духовной крепости народа, высоте его нравственности, верности Присяге, долгу, Отечеству, и мы должны обратиться к тем, кто по призванию, таланту, положению в обществе и долгу обязан крепить национальный дух, национальную волю, национальное сознание – родителям, учителям, вузовской профессуре, офицерскому корпусу, издателям, кинематографистам, журналистам… и в этом ряду нет никого ответственнее за становление и возмужание гражданина Отечества, чем писатель, потому что действительно в начале всего - слово.
Однако за все годы осмысления крушения великой Державы (третий десяток пошел), лишь единожды только и возник разговор о писательской ответственности, не разговор даже, так, пара мнений на тему, - и в мимолетности этой, в скоротечности разговора вся суть отношения к теме разговора. На Правлении Союза писателей России предложено было внести в повестку предстоящего Пленума тему ответственности писателя, и кто-то, искренне дивясь, изумленно выдохнул: «Да какая же у писателя ответственность?!» На том разговор и иссяк, не получив продолжения ни на Пленуме, ни в его кулуарах. Избегают писатели трезво и честно взглянуть на себя, осознать свою заглавную роль в судьбе России. Ведь есть вот Калашников и весь мир знает и ценит автоматы Калашникова, есть конструкторы "МИГов" и "Тополей", есть сталевары и шахтеры, есть хлеборобы и есть ткачи, и каждый из них может отчитаться сделанным для России. Но что сделали мы, писатели, которым государство создало великолепные условия: прекрасные дома творчества, пансионаты, санатории, гигантские тиражи, огромные гонорары, награды, премии, поездки за границу, квартиры, поликлиники… А что в итоге? Крестьянин кормил, врач лечил, ткач одевал, шахтер обогревал,.. а что сделал писатель, которому государство доверило душу человека, его воспитание? Что он слепил, кого воспитал? Да вот этих самых коррупционеров, взяточников, - все это высокопоставленное ворье он и воспитал, всех этих разрушителей России от Горбачева до Путина. Ведь первыми к грабежу страны приступили наиболее грамотные, образованные люди России, уж точно знатоки, ценители знаменитых советских писателей. Вспомните, как хвастались знанием книг наших живых классиков тот же Горбачев со своей супружницей.
Но уже после свершившейся трагедии мы продолжаем и предпочитаем говорить не о полыхающей отчаянной битве за спасение России, и не о своем писательском месте в разверзшемся ныне сражении, исход которого быть или не быть русскому народу; и в идеалы, образцы, примеры для подражания в классики возводим не самоотверженно и отчаянно сражающихся воинов-писателей, таких, как Иван Шевцов; и не по силе, мощи воздействия на умы и волю читателей оцениваем писательское творчество, а, переливая из пустого в порожнее, уже не первый век много и увлеченно до самозабвения токуем о «совершенстве художественной формы»:
- Ах, ох, как сказано, какое слово откопано, нет, нет, вы только послушайте, как верно он передает внутренний мир умирающей старухи, ее последние часы…
- Да разве вы старуха и уж точно не умирали еще ни разу, чтобы судить, верно ли передано, скорее - как мило придумано…
- Зачем так примитивно. Это - совершенство художественной формы…
Да если бы оборонщики так подходили к оценке оружия: «Ах, какая изящная шейка приклада, а мушечка точно живая и крылышки такие воздушные, а какая гладкость ствола…», и судили бы не по тому, насколько точно стреляет оружие, каковы скорострельность его и поражающая дальность, а по «совершенству художественной формы», тогда бы идеалом оружейников были не мощь ракет, их способность летать дальше и бить точнее, а наиболее искусно разукрашенные из них. Скажете, примитивный, утрированный подход, но именно при таком подходе наши оружейники создали лучшее в мире вооружение, самый надежный щит страны, а мы, писатели, чего достигли в результате «совершенства художественной формы»? Из душеведов стали душегубами.
Одна из того, причин почему наша героика, когда со страниц книг в жизнь сходят и становятся любимыми в народе отважные, мужественные, бесстрашные люди, закончилась литературой писателей-фронтовиков о Великой Отечественной войне, та, что героям того же Ивана Шевцова не дают гражданства, их просто-напросто замалчивают, о них не пишут, их не снимают в кино. А вот почему так редки эти герои в литературе и мал ряд писателей, где правофланговым Шевцов, да потому что писатели-фронтовики: и Богомолов, и Бондарев, и Алексеев, и Карпов, и Кондратьев, и Воробьев (простите, кого не назвал) - на войне труса не праздновали, воевали по-настоящему и настоящего героя привели на страницы своих книг? А дальше пошел блеющий, пресмыкающийся, холопствующий, угождающий, все сносящий, все терпящий герой романов, повестей, рассказов. Чудики пошли в герои, которых в народе называют проще и точнее – придурки. Где Сергии Радонежские, Гермогены, Ермаки, Невские?.. Одни полупьяные Африканычи. Но какой гонор остался в нас! Получает недавно знаменитый писатель премию журнала «Кто есть кто» в роскошном ресторане-подвальчике и скулит: «Были времена, когда «Золотую Звезду» Героя Социалистического труда, Государственную пpeмию мне вручали в Кремле, а теперь вот лишь премии в подвале». До сих пор не дошло до него, что не слюни надо пускать по кремлевским наградам, а сложить в узелок все свои регалии и вернуть их как ни за что полученные.
Создали ореол вокруг писателей, и писатели поверили, что они в действительности таковы, какими их хотят видеть - творцы, властители, чуть ли ни создатели человеческих душ. Каково расстаться с таким нимбом? Больно, обидно. Вот и стараются: чистят, рихтуют, ностальгически вспоминают былое, мол, что с нами, бедными, сделали! А что, собственно, сделали? Заставили разделить судьбу своих же безвольных и беззубых героев. Разве не справедливо?
Почему в литературе поставлены такие низкие планки писательского «классицизма», как «совершенство художественной формы»? - Да потому что это совершенство не пугает писателя ответственностью за свое писательское слово. А вот если спросить, почему сегодня наш народ-читатель глух и не слышит голоса своих героических предков, почему наш народ-читатель слеп и не видит как расхищают его родной дом, - то очень быстро придем к ответу - оттого, что у самих писателей, в их книгах ни зрения, ни слуха. Очень скоро поймем и другое - главное, первопричину - что не зрение у писателей слабовато, и не на ухо они туговаты, это страх им застит и уши, и глаза видеть и слышать русскую национальную трагедию во всей ее сегодняшней полноте. У огромной массы писателей сегодня не хватает совести, ответственности понять, что пробудить силы народа, вдохнуть в него дух, поднять силы народные на спасение отчего дома – России может только героическое писательское слово. Не блеять надо, а бить в набат. Как Иван Михайлович Шевцов!
Не пора ли каждому из нас, писателей, поставить перед собой во всей строгости отрезвляющий и очистительный вопрос: «Чему и кому я служу? Действительно ли моя писательская жизнь, моя писательская работа – это борьба за мою Россию, за мой русский народ или все же я тешу мелкого беса, самому себе не желая признаться в своих мутных и зазорных побуждениях?» И тогда не полупьяный африканыч и прочие чудики-скоморохи возведены будут в образцы литературных героев, а воин-художник Владимир Машков из романа Ивана Шевцова «Тля», капитан милиции Андрей Ясенев из романа «Любовь и ненависть»…
Музей И. М. Шевцова, открытый директором Института русской цивилизации О. А. Платоновым в присутствии вдовы писателя Л. И. Шевцовой, руководителя киностудии «Славянофил» режиссёра В. В. Быкова, сопредседателя Союза писателей России В. Н. Крупина, главного редактора журнала «Молодая гвардия» В. В. Хатюшина, президента Московского областного региона Российской секции Международной полицейской ассоциации В. Г. Севринова, доктора филологических наук Т. Л. Мироновой, представителей Русской православной церкви, крепит уверенность, что герои книг русского писателя Ивана Михайловича Шевцова останутся на передовой в битве за Россию.
Борис МИРОНОВ