«Я – ХРИСТИАНИН»

18.01.2014: «Я – ХРИСТИАНИН» 
Памяти генерала Келлера
    
    
   Число клевет за минувший век наслаивалось почти беспрерывно, скрывая под собой не только Государя, но и подлинное лицо нашей родины. Так проще – жить не оглядываясь. Но обратите внимание: чем мрачнее нам кажется прошлое, тем более мутным становится будущее. Это не только легко объяснимый психологический эффект. Нам действительно ничего не построить, не раскаявшись, не осмыслив случившегося. 
   Сегодня мы расскажем об одном из тех немногих, кто не предал Царя, – генерале Фёдоре Артуровиче Келлере. 
    
   

Казнь

   …Арестованных вели по заснеженным трамвайным путям Большой Владимирской. Генерал Келлер заметно возвышался над другими офицерами. Даже без оружия он был страшен конвоирам. Его волчью папаху и старую солдатскую шинель многие помнили по Великой войне. 
   Из темноты выступила киевская София – самая древняя церковь из сохранившихся на Руси. Здесь – начало нашей родины. Прошли мимо памятника, с постамента которого ещё не была сбита надпись: «Богдану Хмельницкому единая неделимая Россия». Самостийники вскоре избавятся от двух первых букв в «неделимой», потом исчезнет «единая», а «Россию» отдерут уже большевики. 
   Не доходя до края площади, петлюровцы открыли огонь, стреляя воинам в спину. В теле Келлера насчитали потом одиннадцать пуль. Полковник Пантелеев не желал падать, пока его не изрешетили, а штабс-ротмистра Иванова убийцам пришлось добивать штыками. Он был самый молодой из тех, кого казнили в эту ночь – 8 декабря 1918-го. 
    
   

Первый крест

   Келлер мог избежать смерти, но задержался, узнав, что петлюровцы готовятся к штурму первой русской столицы. Правда, не было ни артиллерии, ни серьёзных сил под рукой, а в Пскове генерала ждала Северная добровольческая армия для похода на Петроград. Но он не мог уехать, просто не мог. 
   Добровольцем закончил свою жизнь, как добровольцем и начал боевую биографию. В августе 1877-го этот «русский мальчик» с немецкой фамилией бежал, без согласия родителей, на русско-турецкую войну. Позади пансион при Николаевском кавалерийском училище – лучшем в мире, впереди – учёба… Но тут полыхнуло на Балканах. В апреле турки утопили в крови восстание болгар. Попытки утихомирить их ни к чему не привели, но не было бы счастья... Армия стоит на прошлых победах и в ожидании будущих, а душу ей двадцать лет жгла проигранная Крымская война. 
   Нам неизвестны подробности участия Келлера в освобождении Болгарии. Известно лишь, что он поступил вольноопределяющимся в 1-й лейб-драгунский Московский Его Величества полк. За выдающуюся храбрость был награждён двумя солдатскими Георгиевскими крестами. Когда его спрашивали о них впоследствии, граф отвечал: «Сам не знаю за что! Первый крест получил по своей неопытности: ординарцем вёз приказание и вместо штаба наскочил на турецкий окоп. Турки обстреляли меня, а начальство увидало и наградило. А второй крест за то, что проскакал горящий мост. Вот и всё!» 
   Разумеется, это далеко не всё. В той войне он стал единственным кавалеристом во всех драгунских полках империи, дважды осенённым святым Георгием. В боях заработал и своё первое офицерское звание. Потом была служба в гусарском и нескольких драгунских полках. Командовал Крымским дивизионом во главе воинов-мусульман, охраняя Царскую семью, искренне его полюбившую. 
    
   

«Когда он появлялся перед полками»

   Келлер был одним из немногих, кто оставался верен и сохранял ясность зрения. Он хладнокровно бил врага, не отвлекаясь на нытьё и сплетни. Наверное, лучшее его описание оставил генерал Андрей Григорьевич Шкуро: 
   «Граф Келлер был чрезвычайно заботлив о подчинённых; особое внимание он обращал на то, чтобы люди были всегда хорошо накормлены, а также на постановку дела ухода за ранеными, которое, несмотря на трудные условия войны, было поставлено образцово. Встречая раненых, выносимых из боя, каждого расспрашивал, успокаивал и умел обласкать. С маленькими людьми был ровен в обращении и в высшей степени вежлив и деликатен; со старшими начальниками несколько суховат. 
   Неутомимый кавалерист, делавший по сто вёрст в сутки, слезая с седла лишь для того, чтобы переменить измученного коня, он был примером для всех. В трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен. Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе и в чекмене Оренбургского казачьего войска, щеголяя молодцеватой посадкой, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования». 
   Важно заметить, что это отношение к Келлеру сохранялось не только в дни блестящих побед. Положение временами было отчаянным. Ещё в начале 1915 года раненый Келлер выбранил Брусилова, бывшего его воинским начальником, за то, что тот не бережёт войска, не даёт им передышки, лишая боеспособности. 
   Но изменить эту практику было невозможно. К началу 17-го от 3-го конного корпуса, переброшенного в Румынию, осталась только тень. Три четверти воинов были убиты, ранены или больны, на три тысячи оставшихся в строю кавалеристов приходилось всего 650 лошадей. Но бойцы по-прежнему любили своего командира и, несмотря на бесконечную физическую усталость, сохраняли присутствие духа. Военные цензоры подсчитали, что из 5149 писем, отправленных в то время домой кавалеристами Келлера, «бодрыми» были 4640, то есть 90 процентов. Это после тридцати месяцев почти непрерывных боёв. 
    
   

Командир 3-го кавалерийского корпуса генерал от кавалерии граф Ф.А. Келлер (сидит второй слева) с чинами штаба корпуса, справа сидит есаул А.Г. Шкуро. Начало 1917 года

«Придём и защитим»

   Среди генералов, которые стояли рядом с Царём, требуя отречения, особенно отличился Рузский. Схватив Царя за руку, он подсовывал ему манифест, грубо требуя: «Подпишите, подпишите же. Разве вы не видите, что вам ничего другого не остаётся. Если вы не подпишете – я не отвечаю за вашу жизнь». 
   Ещё в первые месяцы войны он был, по словам Керсновского, «в моральном отношении человек уже конченый». Когда немцы двинулись на Лодзь, Рузский, командуя фронтом, бежал из Варшавы в отдалённый тыл. Во время немецкого наступления 15-го года Рузский исчез с фронта «по болезни» и вернулся лишь, когда кризис миновал. Его феномен, к сожалению, мало изучен. Малейший успех нашей армии – и Рузскому достаётся чужая слава. С той же ловкостью он выходил сухим из воды в случае поражений. Своё малодушие пытался компенсировать тем, что сделался масоном, став одним из руководителей заговора против Царя. 
   Нет, Государь не испугался его угроз, но предательство генералитета – Алексеева, Брусилова, Колчака и др. – не оставляло надежды. Перекрестившись, император подписал текст Отречения. «Минута была глубоко торжественна», – заявил впоследствии ещё один изменник, генерал Данилов. 
   Граф Келлер узнал об этом лишь через три дня, велев немедленно отправить телеграмму: «Не покидайте нас, Ваше Величество...» Крик отчаяния. Воинам Келлера запомнился другой текст, ставший легендой: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрёкся от престола. Прикажи, Царь, придём и защитим Тебя». 
   Император Николай Александрович не получил послания генерала в отличие от нас, читающих эти строки. 
    
   

«Я – христианин»

   Генерал Фёдор Келлер был обречён с самого начала, как все, кто сохранил верность императору Николаю Александровичу. Этим людям, не умеющим предавать, похоже, не приходило в голову, что можно вести себя иначе. Пятнадцатилетние и даже тринадцатилетние мальчишки убегали во время войны из дома, чтобы присоединиться к славному Келлеру. Чувствовали в нём своего. 
   После начала революции он растерялся, перестал понимать, что происходит, и держался только за веру, вдруг ярко разгоревшуюся в нём. Шла война, но целые полки предпочитали пропадать на митингах, оставляя окопы. Однажды Келлер увидел демонстрацию двух пехотных рот, идущих под красным знаменем. «Я не хотел верить своим глазам, – рассказывал он, – когда в голове этого позорного парада увидел офицеров, а в его рядах унтер-офицеров и Георгиевских кавалеров. Я увидел среди них тех людей, которые должны были объяснить молодым весь позор и стыд такого торжества в такое время». Не объяснили. Но кто-то должен был это сделать. 
   Когда к генералу прибыли посланцы Временного правительства, требуя признать его, он только-то и ответил: «Я – христианин, и, думаю, грешно менять присягу!» 
   Последовало изгнание из армии. Келлер надеялся, что ему позволят сопровождать Государя, но его просьба осталась без ответа. 
   Когда началась Гражданская война, генерал отказался от предложений примкнуть к Добровольческой армии. Она не понимала, за что воюет. Он тоже не понимал. Отвечал: «Могу повести армию только с Богом в сердце и Царём в душе». Объяснял: «Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения». Это не было обвинением, намёком в чей-то адрес. Лишь попыткой донести мысль, что нельзя победить, не раскаявшись в измене. 
   Пришла весть, что за отказ служить в Красной армии убит генерал Ренненкампф. Ему выкололи глаза и долго терзали холодным оружием. За несколько дней до этого он принял Православие. Келлер не стал этого делать, потому что, будучи по рождению лютеранином, он был пропитан Православием, принадлежал к нему каждым нервом, всей душой, отпет был епископом Нестором Камчатским как единоверец. 
   Один из биографов генерала, Сергей Фомин, вспомнил в связи с этим историю, случившуюся в 1634 году. Немецкий путешественник Адам Олеарий, увидев в Новгороде икону, изображавшую иноземцев, свергаемых в ад, задал насмешливый вопрос старому монаху: «Неужели все, кроме русских, погибнут?» И услышал в ответ: «Они могут спастись, если обретут русскую душу». Речь не о формальной принадлежности к нашей Церкви, а о самоотверженной верности Богу, веками остававшейся стержнем нашего народа. 
   Июль 1918-го застал Келлера в Харькове, в его небольшой квартире, главными украшениями которой были огромный стяг со Спасом Нерукотворным (под ним он воевал), фотографии Государя, Царской семьи и сослуживцев. Генерал Штейфон, оставивший описание этого жилища, признался: «Глядя на него, я часто представлял его в шлеме, в латах и с громадным мечом, в уборе средневекового рыцаря». 
   Представляя это, я будто въяве вижу, как ветшают доспехи, как старый воин всё больше превращается в Дон Кихота. В гибель Царской семьи он не поверил, хотя присутствовал на панихиде. Отслужить её в Харькове взялся митрополит Харьковский Антоний Храповицкий. Фёдор Артурович на голову возвышался над тысячами людей, пришедших проститься с Государем. Когда панихида закончилась, он едва смог добраться до автомобиля. Люди плакали, крестили его, старались дотронуться до оружия и мундира. Они не понимали, что отправляют генерала на смерть. 
   Домой он вернулся лишь для того, чтобы собрать вещи. Решение принято: вновь послужить Государю оружием. Впереди Киев, далее – Северная армия, собиравшаяся в Пскове. Келлер принял предложение возглавить её для похода на Петроград. Но генерал уже не принадлежал нашему миру. Рассказывают, что Патриарх Тихон отправил ему тогда шейную иконочку Державной Богоматери и просфору. Есть мнение, что таким образом он благословил Келлера на борьбу с большевиками, но это очень далеко от истины. Святейший был категорически против братоубийства, какие бы благородные цели оно ни преследовало, и благословил генерала совсем на другое. 
    
   

Гибель

   Здесь, в Киеве, началась православная русская государственность. С графом Келлером – последним её твёрдым защитником, если говорить о людях, способных что-то изменить в то время, – она и закончилась. Он не успел выехать в Псков, когда пришло сообщение, что на Киев идут самостийники-петлюровцы. Наспех собранный отряд под его началом, почти безоружный, не мог остановить армии. Когда петлюровцы заняли город, человек сорок офицеров вместе с генералом пробились к Михайловскому монастырю. 
   Сразу их убить не решились. Слава графа была столь велика, что даже враги – германцы – ценили его очень высоко. Между тем именно они были реальными владыками Киева в тот момент, не вмешиваясь во взаимную резню туземцев. Немцы приняли решение его спасти. В монастырь прибыли их представители, предложив проехать в германскую комендатуру и гарантируя безопасность. Келлер демонстративно отказался говорить с ними по-немецки и общался через переводчика. От предложения отказался, но адъютанты почти силой вывели его во двор. До ограды, за которой стоял автомобиль, оставалось несколько шагов, когда сопровождающие допустили ошибку. На генерала накинули немецкую шинель, а затем германцы попросили его снять шашку и Георгиевский крест. Это было уже слишком. «Граф с гневом сбросил с себя шинель и сказал: “Если вы меня хотите одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду”. После чего он повернулся и ушёл обратно в келью. Ни мольбы, ни угрозы не могли уже изменить его решения». Немецкий майор «пожал плечами, круто повернулся и уехал. Граф прилёг отдохнуть. Вдруг вбежал монах и говорит, что приехали петлюровцы...» 
    
   

«Добраться до земли»

   Он летел над Смутой, подобно альбатросу, птице, о которой прежде слагались легенды. Есть среди них и такая. 
   Однажды корабль, попавший в шторм, лишился всех приборов, по которым можно было определить его курс. Моряки были в отчаянии, ожидая смерти. Вокруг простиралась только водная гладь, и на горизонте не было никаких признаков суши. Так прошло три с лишним недели, запасы пищи кончились, и молодые здоровые мужчины стали похожи на глубоких старцев. Солнце и ветер, также скудное питание сделали своё дело. 
   Люди чувствовали приближение смерти, но однажды утром один из матросов, безнадёжно глядя вдаль, неожиданно для себя увидел парящего в небе альбатроса. Обезумевший от голода моряк схватил ружьё и хотел выстрелить в птицу, но капитан вовремя схватил его за руку. «Эта птица поможет нам добраться до земли», – сказал он. К вечеру этого же дня корабль встал на якорь в маленькой бухте. 
   Руку петлюровца, убившего графа Келлера в затылок, увы, никто не остановил. Но он всё равно остался в Небе. Кто захочет, увидит его и последует за ним. 
   

Владимир ГРИГОРЯН 
   (с сокращениями) 
   http://www.rusvera.mrezha.ru/698/3.htm